Марголина И.Е.

Содержание статьи в следующих источниках:

Марголіна І., Ульяновський В. Київська обитель святого Кирила, К., 2005. - С. 79-89.;

Марголіна І. Архітектурна особливість південної апсиди Кирилівської церкви у Києві // Нові дослідження давніх пам’яток Києва: Матеріали наук. конф. Нац. Заповідника «Софія київська» ( Київ, 22-23 листопада 2001 р.) Уклад.: к.і.н. Марголіна І.Є., Тоцька І.Ф. – К, 2003. – С. 135-142;

Марголина И. Архитектурная загадка киевской Кирилловской церкви //Архитектурное наследство. Вып. 55. М.: 2011.- С. 18-24;

Архитектурная загадка киевской Кирилловской церкви

Кирилловская церковь, созданная в ХІІ в. киевским князем Всеволодом Ольговичем (1139-1146 гг.) выполняла функцию соборного храма и фамильной усыпальницы князей Ольговичей.

Исследование уникальных архитектурных особенностей Кирилловского храма, не имеющих прямых аналогов ни в одном из древнерусских сакральных памятников, даёт возможность определить оригинальные функциональные приспособления этого сооружения (рис. 1-2).

До нашего времени в архитектуре церкви сохранилось уникальное устройство (рис. 3): в толще южной стены дьяконника (ризницы) существует весьма интересный необычный ход. Он начинается от дверей устроенных по центру южной стены апсиды, ведущих на лестницу, а затем через выход в южном пилоне (высота 4м 90 см) - на небольшую площадку “балкон”. Длина лестницы чуть более 4 м, ширина хода 65 см. Выход с лестницы представляет собой небольшую площадку шириной 59 см., длиной 65 см., высота арочного выхода 187 см. Напротив, в стене южного столба триумфальной арки, чётко прослеживается гнездо с остатками деревянных брусьев, из которых был выполнен, несуществующий ныне помост. Длина этого помоста-балкона составляла 2 м 47 см (рис. 4). Выход на балкон оформлен богатым парадным орнаментом, довольно большой фрагмент которого, сохранился с ХІІ в. Внутри лестничного хода на южной стене, прямо напротив дверного проёма находится краткая датированная надпись, состоящая из трёх небольших строк. Эта надпись расшифрована исследователем С.А. Высоцким Федорец, мая 30-го 1605 года, рядом с этой записью, заметны остатки ещё одного фрагментарно сохранившегося граффити Фило т.е. имя писавшего Филон. Особенности графики указывают на скоропись ХVІІ в.. Ещё одно граффити с датой 1717 мая и плохо читаемой подписью обнаружено на южной стене вначале хода. Наличие описанных надписей указывают на то, что ход, устроенный ещё в ХІІ в. функционировал в ХVІІ и ХVІІІ вв.

Прямых аналогов этому архитектурному явлению среди древнерусских архитектурных памятников нет, поэтому очень важно выяснить назначение балкона. Эта архитектурная конструкция удивляла многочисленных исследователей Кирилловской церкви. Но никто, по нашему мнению, убедительно не определил ее действительного назначения. В путеводителе К.В. Шероцкого (1917) высказывается следующее предположение: “Узкий проход имеется в южной стене алтаря Кирилловского придела; он предназначен для “новопостриженных иноков”, которые проводили некоторое время в храме, или для какого-то хранилища, не исключая и похоронного назначения”. Относительно похоронного назначения, то вряд ли, чтобы покойника несли по узкой крутой лестнице, а затем оставляли на открытом балконе таких примеров в истории христианской Церкви нет; относительно же хранилища, то сложно представить, что именно можно было хранить на высоком открытом “балконе”; что касается новопостриженных иноков, то и здесь имеется возражение. Согласно с христианскими канонами, постриг иноков, как правило, происходил в трансепте, напротив иконостаса (тяжелобольных или умирающих можно было постричь в любом месте). В некоторых монастырях существовал обычай: после пострижения иноки некоторое время (приблизительно три дня) находились в храме, в центральном алтаре. Но эта местная традиция была присуща только некоторым монастырям, например, Свято-Троицкому Сергиевому в Сергиевом Посаде более позднего происхождения, чем Кирилловский монастырь. Общехристианской стойкой традиции такие обычаи не имеют.

В отчете об исследовании Кирилловской церкви известного украинского исследователя древних сакральных памятников Н.В. Холостенкo находим более веское предположение относительно назначения балкона. Первое предположение – предназначался для проповеди. По нашему мнению использовать этот балкон для проповеди неудобно – слишком высокий, а самое главное такое возвышение для проповеди не встречается в истории христианской Церкви Второе предположение это выход на второй ярус апсиды, который по каким-либо причинам не был построен. По нашему убеждению такой ярус не могли планировать в апсиде, поскольку это нарушило бы хронологию восприятия уникального фрескового цикла, посвященного патронам храма святым Кириллу и Афанасию, украшающего стены ризницы. Третье предположение это ход на хоры, который планировали, но почему-то не осуществили. Однако, древний, ныне функционирующий, лестничный ход на второй этаж Кирилловской церкви находится в северной стене, а в отчёте про реставрацию настенной живописи Кирилловской церкви за 1977 р. отмечается, что предположение относительно наличия в южной стене трансепта хода на хоры в княжескую молельню не подтвердилось. Н. В. Холостенко также отмечает, что "Подобные ходы имеются в западнославянских памятниках, в костёле св. Мартина (1178-1187) в Праге и в Коложской церкви в Гродно". Отметим, что эти ходы находились не в южной стене алтаря, к тому же не имели выхода на площадку-балкон, т.е. сколь-нибудь подобными или тем более, аналогичными их назвать нельзя.

К этой проблеме обращался и исследователь В. Г. Пуцко, который допустил, что балкон использовался как постамент для хора певчих. Это небезынтересное предположение, но, во-первых, для хора, даже из двух лиц, там очень мало пространства; во-вторых, хористы должны были стоять лицом, или в полуоборот к алтарю, тогда в первом случае, хористы стояли бы спиной к прихожанам, а во втором - лицом к стене, что конечно, недопустимо.

Существует еще одно предположение по поводу назначения этого небольшого помещения. Американская исследовательница О. З. Певна в своей диссертации пишет, что эта пристройка использовалась для хранения там реликвий, связанных с Кириллом Александрийским, поскольку ризница, где находился этот ход и “балкон”, была в то же время алтарём придела Кирилла Александрийского. Кроме того, О. З. Певна указывает на аналогию кирилловской архитектуры константинопольской церкви Гюль Джами ХІІ в. Но и эту версию можно опровергнуть. Согласно плану церкви Гюль Джами, приведённому в книге А. И. Комеча, ход, о котором пишет О. З. Певна, находится не в толще южной стены ризницы, а в стене, что отделяет ризницу от центральной апсиды, фактически в центральном алтаре. Кроме того, высота выхода со ступеней в архитектурной пристройке церкви Гюль Джами не была рассчитана на рост взрослого человека, то есть на эту пристройку, в отличие от кирилловского балкона, нельзя было выйти, а только что-либо положить. Понятию “реликвии” отвечают святые мощи или вещи святого. При наличии мощей при закладке храма их размещали под фундаментами, иногда в стенах или сводах, либо под престолом или на престоле, либо же зашивали в плат-антиминс (греч. "вместо престола"). Кроме того, мощи или вещи святых, согласно православной традиции, не прятали где-то, а выставляли в храме для поклонения, ибо они выполняли одну из самых главных харизматических функций. Поэтому прятать святые реликвии в изолированном помещении не было присущим православной традиции. В церкви святой Марии Богородицы в Константинополе “в алтаре лежит серебряный ларец, и в нем наряд святой Марии Богородицы. По правую руку от алтаря мощи святых жён, которые узнали Христа в гробе”. В церкви святой Евфимии “ налево от алтаря находится большой саркофаг, в нем мощи святой Евфимии и многих других святых”. В святой Софии Константинопольской “в алтаре же великом над святой трапезой большой на среде ея повешен Константинов венец и иных царей венцы висят окрест". Эти примеры подтверждают традицию сохранять наиболее ценные реликвии в алтаре, на престоле или возле него. Следовательно, устройство в церкви Гюль Джами, что имело выход в центральный алтарь, может, и использовалось для сохранения реликвий, но этого нельзя сказать о приспособлении “балконе" Кирилловской церкви, который имел выход в центральную часть собора и, вернее всего, был предназначен для пребывания там человека.

Еще одно предположение высказал В. Д. Сарабьянов: “ Весьма показательный материал в отношении конструкции алтарной преграды содержит Кирилловская церковь в Киеве, где в толще южной стены дьяконника сохранилась лестница для подъема в уровень темплона. Оная имеет арочный выход в центре южного откоса арки дьяконника на высоте 4 м от нынешнего пола, поднятого относительно первоначального уровня минимум на 1 м. (Это следует из существенного повышения порталов северной и южной стен, в результате чего были уничтожены нижние части расположенных здесь "Успения" и "Рождества"). Напротив этой арки, сохранилось отверстие размерами около 50 х 20 см, где могла бы крепиться мощная и широкая балка, по которой свободно можно было бы ходить. Очевидно, что перед нами следы аналогичного сооружения – самого темплона или скорее всего конструкции, рассчитанной для подъема к нему". Цитируемый текст имеет некоторые ошибки фактологического характера, но в смысле нашего исследования принципиальным является вывод В. Д.Сарабьянова о том, что остатки конструкции были предназначены для темплона или конструкции рассчитанной для подъема на уровень темплона. Оба утверждения, на наш взгляд, выглядят шаткими. Во-первых, относительно уровня пола, то его неоднократно перестилали, а вернее наслаивали один пол на другой в течение ХVІІ–ХІХ вв., в результате чего уровень пола повысился не на 1 м., а на 60 см. Однако во время археологических исследований 40-50-х годов ХХ в. поздние наслоения были сняты и уровень пола понижен до первоначального, то есть до уровня ХІІ в. о чем свидетельствует отчет Н. В. Холостенко. Во-вторых, если остатки конструкции, которую мы рассматриваем, были предназначены для устройства темплона, как считает В. Сарабьянов, то почему такие фрагменты найдены лишь в южной апсиде? Ничего подобного мы не обнаруживаем ни в центральной, ни в северной апсидах. Если горизонтальная балка, которую исследователь называет темплоном, существовала в храме в ХІІ в., то она должна была проходить через все апсиды, или, по крайней мере, через центральную. Однако никаких подтверждений этому мы в храме не находим. Существование же балки – темплона лишь в южной апсиде остается более чем гипотетичным, ибо этому нет, не только ни одного аналога, но подобное и не имеет смысла. Таким образом, разрушается и предположение относительно использования конструкции для подъема на темплон. Здесь необходимо заметить, что попасть с когда-то существовавший здесь конструкции, якобы ведущей на темплон центральной апсиды, а тем более на темплон северной апсиды, было бы практически невозможно; для этого необходимо было преодолеть толщу мощных алтарных столбов. Единственное, с чем можно согласиться, это то, что по данному устройству можно было передвигаться, причём возможность передвижения была ограничена небольшим размером балкона. И всё же такое передвижение никак не могло быть связанным с намерением попасть на темплон, тем более, что его высоту, а самое главное и само существование в Кирилловский церкви в ХІІ ст. еще нужно доказать. Ежели в ХІІ в., в храме был устроен темплон, то его высота вряд ли превышала уровень двух метров и скорее всего он был не деревянным, а шиферным.

Ввиду явной уязвимости всех приведенных предположений, целесообразным представляется высказать собственное мнение относительно загадочной пристройки в южной апсиде. Нужно заметить, что юго-восточная часть храма, где находится эта пристройка, является традиционно княжеским или, если вспомнить византийскую традицию, императорским местом, где ктитор находился во время литургии. Здесь можно было бы заметить: во многочисленных византийских и древнерусских сакральных памятниках существует второй этаж, царские или княжеские хоры, называемые на Руси "полати”. Там, как правило, находились члены правящей семьи, чаще женщины. Второй этаж в храмах Византии называли "гинекей", в древнерусских храмах иногда называли “бабинец” - место для женщин. В то же время император, а на Руси князь, во время церковной службы находился в южной части трансепта (центральный поперечный коридор храма) или в дьяконнике. Из византийских источников известно, что в дьяконнике правящие супруги, которые имели почетные церковные титулы депутата и дьякониссы, слушали литургию, что и нашло отображение в храмовой росписи. Свидетельства русских источников подтверждают наличие такой традиции, как в Византии, так и на Руси.

В Ипатьевской летописи под 1288 годом читаем о владимиро-волынском князе Владимире Васильковиче: “И воиде во церковь святого и великого мученика Христова - Георгия (Победоносца), хотя взять причастье оу отца своего духовного, и воиде в алтарь малый, где иереи сволчаху (снимают) ризы свои, то ибо был эму обычай всегда стават". Имеется еще одно свидетельство новгородского архиепископа Антония, который был в Царьграде в конце ХІІ в., о том, что возле дьяконника Софии Константинопольской “есть мармор багрян, и ту поставляют престол злат, и на престоле поставляют царя на царствие. И по странам того места есть место ограждено медию на то ибо месте молилась святая Богородица к сыну своему и Богу нашему за род христианский. И на тот же стране поставленная икона большая святых Бориса и Глеба”. Кстати, этот “мрамор багрян” до сих пор сохраняется в стамбульском музее Айя София. Исследовательница Софии Киевской Н. Н. Никитенко в своей монографии убедительно доказывает, что посвящение и роспись дьяконника Софии Киевской связано с княжеской четой крестителей Руси Владимиром и Анной. Опираясь на приведенные факты и выводы, на то обстоятельство, что именно в южном нефе Кирилловской церкви находится ктиторская композиция, мы по аналогии можем утверждать, что дьяконник Кирилловской церкви и балкон над ним, также были предназначены для нахождения там основателя этого храма Всеволода Ольговича; это подтверждается и программой его росписей, которые состоят из сцен, посвященных жизнеописанию Александрийских епископов Кирилла и Афанасия.

Из этого живописного цикла привлекает внимание сцена “Кирилл учит царя”; еще исследователь А.В. Прахов отмечал, что эта фреска вызывает огромный интерес в связи с нарядом царя (рис. 5). ( рис.5) Действительно, на царе роскошный наряд, украшенный богатым – оплечьем, то есть драгоценным нагрудником. На голове – венец с тремя иконками, унизанный драгоценными камнями. Верхняя одежда – короткий красный (пурпурный), богато орнаментированный кафтан, зеленые расшитые шаровары, длинные красные сапоги, обильно украшенные орнаментом в виде точек – имитация жемчужин. То есть на царе явно парадная древнерусская княжеская одежда ХІІ века. Богатый древнерусский наряд позволяет сделать предположение, что здесь изображен не византийский император - царь, а древнерусский князь. И тогда: если здесь действительно был изображен киевский князь, то им мог быть только Всеволод Ольгович, князь-основатель, заказчик росписей, который мог заказать свое изображение в росписях собора, и особенно в приделе, посвященном его духовному патрону святому Кириллу. Следовательно, имя “Кирилл”, которое Всеволод Ольгович получил после крещения, позволяло ему написать собственное изображение рядом со святым Кириллом и таким образом наглядно задекларировать свою солидарность с его учением. Показательно, что фреска “Кирилл учит царя” находится непосредственно напротив балкона (на том же уровне), этот балкон мы уже определили как княжеский; следовательно, с указанного постамента князь мог хорошо видеть свой парадный портрет.

Учитывая амбициозность князя Всеволода, его неуёмную жажду власти, которая не имела ограничений, стремление к возвеличиванию своей личности, можно с большой степенью вероятности допустить, что загадочный ход и балкон в дьяконнике Кирилловской церкви были предназначены именно для князя Всеволода: на таком “постаменте” Всеволод становился выше всех присутствующих в храме прихожан и священников и ниже только Бога. То есть он, как и другие киевские князья, не просто стремился уподобляться византийскому императору, но и пойти дальше возвеличить себя посредством местопребывания в храме, а соответственно и в Киевском государстве. С такого “пьедестала” он мог наблюдать за ходом литургии, за молящимися, а те, в свою очередь, призваны были кланяться не только Богу, но и князю. Интересно, что выход со ступеней этого устройства на “балкон” украшен праздничным парадным фресковым орнаментом, что является характерным для дворцов, и это также подтверждает княжеское назначение данной пристройки. Из изложенного можно сделать вывод: архитектурная пристройка в южной апсиде Кирилловской церкви, вероятно, была устроена по личному заказу Всеволода Ольговича. Наличие такого княжеского архитектурного заказа дает возможность выяснить еще одно функциональное назначение Кирилловской церкви: это было не только сакральное сооружение, не только усыпальница, но и собственно княжеская дворцовая церковь, где, в отличие от других мирян, князь мог, благодаря этому “пьедесталу”, “физически” и весьма наглядно возвеличивать свою персону.

Правление Всеволода в Киеве не прошло бесследно: церковно-политическая направленность его деятельности повлияла не только на судьбу Древней Руси, но и нашла отображение в истории христианской церкви а именно в архитектуре церкви, посвящении и росписях Кирилловской церкви, сохранившей с ХІІ века до наших времен свою архитектуру и 800 кв. м фресок, составляющих наиболее полный древнерусский ансамбль монументальных росписей этого периода.